когда эта мысль приходит ей в голову первый раз, джинни едва не отшвыривает от себя телефон. следующие пару секунд она думает, что так опрометчиво швыряться техникой необязательно, потому что можно её сразу сжечь, а себя куда-нибудь запереть, чтобы не совершать никаких глупостей.
на закономерный вопрос, куда именно запираться, идея приходит только одна.
джинни все-таки откидывает мобильник на диван и закрывает лицо руками.

на второй раз джинни кидаться нечем.
мысль проскакивает посреди осознания нездоровой усталости, пока она пытается утонуть в подушке и не думать ни об одной странности, происходящей за ней все эти недели. чтобы сдвинуть её сейчас с места, нужен, как минимум, вой пожарной тревоги и быстро нарастающая температура вокруг.
впрочем, она не уверена, что даже тогда сдвинется с места, ведь проблема решится буквально за несколько минут: вряд ли её
(их)
(кого именно их)
дом построен из достаточно безопасных материалов, чьи продукты горения не парализуют дыхание за несколько вдохов.

фантазию о пожаре джинни смакует неприлично долго.
необязательно огонь, хотя суицидальных настроений она так и не обнаруживает. можно просто закрыть глаза и открыть, когда все решится — или когда все было нормально.
пытаясь отследить в очередной раз цепочку, когда все пошло не так, джинни вновь забегает задолго до момента, как пальцы чарльза сомкнулись на её шее.

лучше бы ножом разобрался, ей богу.

третий раз она перехватывает уже в машине, выезжая за пределы ок-риджа. бессонная ночь вкупе с нарастающим беспокойством, судя по отражению в зеркале заднего вида, дополнительных очков её и без того нерадостному внешнему виду не дает.
джинни как-то абсолютно безразлично.

два часа поверхностного сна заливаются кофе из пол-литрового стаканчика: на миндальном молоке, без сиропов. в голове продолжают болтаться нелепые оправдания: заработалась, стресс из-за мужа, помехи в системе безопасности на работе, високосный год, городские сумасшедшие, балующиеся легкими наркотиками друзья — все, что угодно, лишь бы не допускать малейшей возможности, что чарли в чем-то был прав.

в любой другой ситуации, которая не касалась бы её лично, джинни бы крайне удивилась такому поведению: конечно, без обвинения жертвы домашнего насилия, но, милая моя, давай лучше к психологу, а не пытаться искать оправдания своему не_такому? и уж точно не стоит искать истину в абсолютно абсурдных идеях.
в любой другой ситуации.

недопитый и почти полностью остывший кофе остается в машине; когда дверь клиники отрезает её от улицы, колени начинают предательски подкашиваться, а желание развернуться и уйти экспоненциально нарастать.
еще не поздно же уехать домой.
пришлет адвоката с документами о разводе сюда, возьмет оплату всех счетов на свои плечи, арендует склад в ноксвилле, чтобы чарльз или кто-то из его друзей мог добраться до его вещей быстрее, а она переедет в квартирку поближе к работе.
или подальше.

попытки определиться с будущей локацией длятся все расстояние от входа в клинику до кабинета врача.
к какому-то выводу джинни не приходит ни тогда, ни когда все-таки находит чарльза взглядом и направляется к нему.

опустившись на стул напротив чарли, она с полминуты пытается выдавить из себя хотя бы вежливое «привет», но больше думает о том, что в своем сером спортивном костюме вполне может сойти за местную обитательницу.

зато по всем заветам: в горе, блядь, и в радости.

большую часть пути сюда она пыталась придумать, что сказать — или хотя бы с чего начать. собрав весь поток хаотично бегающих мыслей воедино, джинни выдает единственное, выглядящее, на её взгляд, максимально лаконично и понятно:
— хочешь выйти отсюда?

Подпись автора

someone else

чарли выглядит недовольным.
ни одной идеи почему.

джинни сцепляет пальцы между собой, чтобы прекратить все вокруг трогать; всматривается в лицо напротив, без особого труда считывая гнев, усталость и непонимание — и не без уныния признает, что её собственный эмоциональный набор может описать примерно теми же словами.
что-то она не видит радости от озвученного вслух вопроса.
или даже намека на энтузазм.

давай, чарли, постарайся — можешь же, если захочешь.

чарли нихрена не старается.
что, переутомился, когда сдавливал шею?
а сейчас что он планирует делать?
придушить санитарку?

за поднявшейся волной злости джинни на мгновение упускает контроль над ситуацией — ну, его подобие — и позволяет отрицанию занять гордое первое место в списке вещей, определяющих большую часть её поступков в последние месяцы.
все это глупо, безнадежно, и ей самой просто требуется специалист.

(знаете, иногда я чувствую себя так, будто я — не я)

пока она прячется в потоке негодования и незаметно подбирающейся истерики
(ей тут пришлось, знаете ли, усилие над собой сделать)
(договариваться самой с собой)
(допускать, что это все — не такой уж и абсурд)
чарли все-таки делает то, что умеет лучше всего, а именно задает правильный вопрос.

первый порыв: послать в задницу.
второй: учтиво напомнить своё имя и предложить попросить врача сбавить дозы лекарств.
где-то на этом пункте она и запинается.

пауза затягивается.
джинни хочет одновременно встать, чтобы уйти, и схватиться за голову, зайдясь в отчаянном вопле. баланс между сохранением спокойствия и желанием бегать по потолку в последние недели все резче смещается из стороны в сторону.
окей, она тут вроде как за помощью.
и даже пока не профессиональной.

дернув уголком губ, джинни поднимает взгляд на чарли и чуть подается вперед — исключительно во избежание лишних ушей возле их разговора.
— если я скажу, что не знаю?
с милым рай и в психушке, все дела.
— то есть. ну. вирджиния. вроде. или нет. я не уверена.

так достаточно для обозначения проблемы?

Подпись автора

someone else