Сбагрить задержанного на попечение коллег оказывается на удивление просто. Набросав от руки протокол, в котором Эйв, честно говоря, упустил изъятие пары предметов, он надеется избавиться от назойливой проблемы по имени Джозеф Арчер как минимум на недельку, пока тот будет рефлексировать за решёткой. Поэтому он оставляет все прочие процессуальные тонкости на совести Чака, отвлекая его внимание. Эйвери совершенно уверен: теперь ему ничто не помешает заправиться долгожданными пончиками с кофе. Именно эта уверенность ставит его в тупик, когда он обнаруживает себя в собственной машине, прячущим кое-чей рюкзак и толстовку в багажник. И если с крадеными бумажками всё понятно, то на кой чёрт ему сдалась чужая одежда — вопрос года.

Уже дома взгляд сам собой спотыкается о скомканную вещицу, небрежно брошенную на диван. Постирать бы, — то и дело проносится в голове, да что-то останавливало. И в момент, когда в приступе скуки пятничным вечером рука словно бы без особой причины и цели сгребает мягкую ткань и подтягивает к лицу, всё становится понятно. Всё становится кристально, блядь, ясно.

Теперь Арчер, наверное, его ненавидит. Иронично, учитывая, что Эйв сделал ровно то, чего от него ждали — свою работу. Не идеально, конечно, без соблюдения некоторых правовых норм и так далее, но Джо, считай, сам себя закрыл в этой камере. Эйв лишь немного помог ему добиться так горячо желаемого.

Зато насколько проще теперь будет сконцентрироваться на его чёртовом деле! Гилберт уже предвкушает, как на следующей неделе сможет спокойно закончить изучение оставшихся материалов, зная, что парняга не сможет его достать из-за решётки. Просто разделаться с ним побыстрее — и забыть. К чёртовой матери. Звучит как хороший план. Надёжный, как швейцарские, блядь, часы.

А пока хотелось просто выкинуть Арчера из головы. Его отца, его проблемы, его разочарованное лицо, его грёбаную толстовку. Гори оно всё синим пламенем.

Палец давит на кнопку вызова, и Эйв слушает несколько коротких гудков, со смешанными чувствами понимая, что ему в целом без разницы, кто ответит на звонок. Вскоре раздаётся щелчок, и приятный женский голос касается уха:

— Бар «Эпплби».

Он даже не уверен, с кем именно говорит — с Наоми или Джаей, — когда переходит сразу к делу:

— Buenas noches, булочка. Это Гилберт. Во сколько заканчиваешь сегодня?..

***

Джая, как всегда, оказывается приятной на вкус — во всех смыслах этого слова. От неё пахнет цветами, пряностями и дымом — она закуривает, откинув голову Эйвери на плечо. У неё чуть влажная от пота бронзовая кожа и россыпь родинок на спине. Этот факт отзывается лёгким уколом в разморённом мозгу Эйва, и он отпускает эту мысль, не позволив ей сформироваться. Фонари гаснут за окном, оставляя спальню купаться в одном только свете луны, и изгибы женского тела приобретают практически сакральное значение.

Детектив гладит девушку по растрепавшимся кудрям и думает, насколько хрупки женщины вообще. Даже Сидни, с её-то тяжёлой рукой и дюжиной золотых кубков с соревнований по борьбе. Сложно представить её, или Джаю, или Эрику, или Джоанну против кого-нибудь вроде Отиса Вуда или Билли Рэя Айрика. Всё, что у них есть против грубой мужской силы — оружие и смекалка. Глядя на расслабленную, полностью доверившуюся ему сегодня Джаю, Эйв не может отделаться от мысли, что слишком хочет защитить её и всех, кто не может постоять за себя. Как ему приходилось защищать Тео. Как приходится защищать Джо. Во что ещё этот придурок вляпается, как только выйдет из-за решётки? Или, может быть, наличие судимости научит его хоть чему-нибудь?

— Ты какой-то напряжённый в последнее время.

— Это потому что мы с тобой давно не развлекались.

Джая улыбается совсем по-девчачьи и переворачивается, оказываясь сверху. Её тонкие пальцы зарываются Эйву в волосы. Упругая грудь касается его груди. Сигарета тлеет в свободной руке, грозясь осыпаться пеплом на сбитые простыни, и Эйв мягко поднимает чужое тонкое запястье к лицу, сперва мазнув по выступающей косточке губами, а затем припав к фильтру сигареты.

— Нет, я же вижу, ты всё время витаешь в облаках. Подцепил интересное дельце?

— Зришь в корень. — Он выпускает дым в сторону распахнутого настежь окна и на мгновение задумывается. — Мне просто хочется разделаться с ним побыстрее. Грузит башку.

— Ты же знаешь, что всегда можешь рассказать мне?

Эйвери знает, но впервые за долгое время без видимой на то причины чувствует себя непомерно одиноким. Несмотря на то, что с Джаей всегда было приятно просто поболтать, насладиться друг другом, понежиться в постели и наутро распрощаться без всяких обещаний любви до гроба, именно сегодня её присутствие не оказывает ожидаемого эффекта. Тело отдыхает в её объятиях, но разум по-прежнему находится где-то далеко, напряжённо планируя, просчитывая разные варианты, выстраивая схему за схемой. Эйв чувствует себя запертым в собственноручно построенной клетке.

Интересно, испытывает ли Джо сейчас те же чувства, лёжа на жёстких нарах в обезлюдевшем, тёмном полицейском участке, где единственный источник звука — замурованное решёткой окошко да храп дежурного за стенкой?..

— Знаю. Хватит болтать.

Джая прекращает болтать, и это — одна из многих причин, по которым Эйв искренне её любит. Ещё больше он любит её за то, что она не пытается его окольцевать или ограничить в чём-либо. Джая — можно сказать, его подруга с некоторыми привилегиями. Как и Эйв, она не торопится остепениться. Ей просто нравится жизнь, как она есть сейчас.

Пожалуй, единственный её недостаток — отсутствие члена между ног, но Эйв не настолько притязателен. В тех редких случаях, когда ему нравится человек, значение играет только то, что внутри, а не снаружи.

Он зарывается пальцами в её бесконечные кудри и мягко укладывает спиной на постель, нависая сверху. В сумраке ночи Эйв видит только блеск её широко распахнутых глаз и чуть влажных от слюны губ — и спешит припасть к ним в надежде выбросить из головы всё лишнее. Пальцы плавно спускаются с бархатных плеч, пересчитывают выступающие рёбра и вдруг грубо сжимают податливую кожу на талии. Джая сладко стонет, выгибаясь и подставляя шею поцелуям, и Эйв широко ведёт языком вдоль сонной артерии, чувствуя вибрацию. Возбуждение снова захватывает его с головой, концентрируясь тугим узлом в паху, и когда Джая закидывает ноги ему на пояс, Эйв на короткий промежуток времени вновь забывает обо всём, что его тревожит.

Наутро она, конечно, убежит прежде, чем Эйв успеет проснуться. По выходным у неё подработка. Ну а Эйв — среднестатистический коп с классическим графиком пять через два.

***
Depeche Mode — I Feel You / America, George Martin — A Horse with No Name

Звонок от одного общего знакомого в Нэшвилле становится для Эйва отрезвляющей оплеухой. Ещё утром он валяется в собственной постели, ещё хранящей лёгкий запах парфюма Джаи, до тех пор, пока бока не начинают болеть, а чужая толстовка не отправляется наконец в стирку, а уже днём — мчит на всех парах по 40-му шоссе, проклиная всё на свете, начиная с Алана и заканчивая самим собой.

О том, что Ал приторговывал кристаллами, из всей семьи знал только Эйв. Если они ещё общались с Тео — возможно, и он тоже, но младшего брата Эйв не берёт в расчёт с тех пор, как тот перестал звонить даже по праздникам. Удивительно, как колледж может запросто оторвать ребёнка от материнского гнезда, заставить забыть обо всех прошлых привязанностях и утянуть в бесконечную пучину вечеринок, выпивки, травки и — в перерывах между перечисленным — экзаменов. Разгоняясь до девяноста миль в час, Эйв считает в уме и приходит к удручающему выводу, что Тео к настоящему моменту уже выпустился. Если он не продолжил учиться за свой счёт или не выиграл какой-то грант, то сейчас он уже работает. Может быть, завёл подружку. Чёрт возьми, Эйвери даже не удивился бы, если бы узнал о его свадьбе через инстаграм.

Пошёл ты на хрен, — думает Эйв и поддаёт газу, чтобы обогнать фуру. — На хрен тебя, твою учёбу, на хрен Алана, на хрен вас всех.

За окном проносятся бесконечно зелёные деревья, раскидистые поля, автозаправки и придорожные кафе — всё то, что заставляет почувствовать себя чуть более свободным, чем в четырёх стенах полицейского департамента Ок-Ридж, штат Теннесси. Гилберт опускает стекло на несколько сантиметров, позволяя влажному травянистому воздуху ворваться в салон, растрепать ему волосы и ворваться в самое нутро, освежая и успокаивая раны. Эйв искренне любил дорогу. Ничто другое его так не успокаивало. Ничто так не приводило мысли в порядок.

Он закуривает свои «Мальборо», прибавляет громкость на любимой песне и, постукивая пальцами по рулю в такт мелодии, уходит вправо с развязки у международного аэропорта Нэшвилла.

Отредактировано Ave Gilbert (2021-03-24 13:44:55)

Подпись автора

Первое, что делает Эйвери в Нэшвилле — от всей души бьёт Алана в лицо. Брат отшатывается, путается в собственных ногах и падает в какую-то кучу тряпья, обнаружить под которой кресло-мешок можно было только внимательно присмотревшись. Гилберт захлопывает за собой дверь и заходит в полузаброшенные апартаменты с таким лицом, будто по меньшей мере оказался по колено в вонючем болоте. Это чувство сопровождает его каждый раз, стоит только снова ввязаться в проблемы человека, который вряд ли ответил бы тем же, окажись Эйв в беде.

Их общий знакомый — такой же уставший коп, которому не повезло обосноваться в департаменте полиции Нэшвилла, да ещё и в отделе по борьбе с наркотиками. Парняга так и остался холостяком — даже не потому, что, по классике жанра, боялся однажды не вернуться со смены домой к жене и детям, а просто из-за нехватки времени на знакомства и свидания. Первые три года Эйв провёл в таком же режиме, а потом решил, что на хрен ему это добро не нужно, а деньги — ну, не в деньгах счастье.

Дрю — парень взглядов совершенно противоположных, и поэтому он с удовольствием принял из рук Эйва туго перетянутую резинкой пачку зелени. Принял — и коротко кивнул, обнадёживая, мол, всё устроит в лучшем виде. Как обычно. Не бывает неподкупных копов; вопрос всегда только в количестве нулей. Это только в кино Америка — страна, повёрнутая на законе, величественная и неподкупная. Кроме того, они с Дрю не раз друг друга выручали. Правда, Дрю однажды задолжал Эйву несколько больше, чем ответную услугу, и Эйв нагло пользовался своим преимуществом, чтобы раз за разом вытаскивать из дерьма вот это непутёвое недоразумение.

Алан улыбается во все тридцать уцелевших зубов, демонстрируя миру свежий скол на резце, и треплет Эйва по голове. Тот уклоняется.

— Я знал, что ты меня не бросишь, мелочь пузатая! Семья — дело хорошее, за семью надо держаться...

Он убирает с лица нависшие патлы и нервно щёлкает колёсиком зажигалки, пытаясь прикурить нечто, слишком очевидно напоминающее косячок. Эйв мог бы подловить Алана на слове и упрекнуть в позорном побеге от семьи, но ему надоело ещё лет пять назад, когда брат клялся и божился, что приведёт себя в порядок и приедет на День благодарения, а сам за пару дней до этого накурился до состояния имбецила и ввязался в какие-то разборки на парковке у известного элитного клуба в центре Нэшвилла. Ал всегда звонил ему, в какое бы дерьмо ни попал. Очень удобно иметь родного брата-копа, которого снедает чувство вины за общее тяжёлое детство. Рука не поднимается сдать его местной полиции со всеми потрохами. Эйв остался единственным, кому вообще сдалась эта разрушенная семейка, и он это ненавидит. Смотрит Алану в полупьяные глаза — и ненавидит. Он этого не просил.

— Возьми себя уже в руки, — плюёт он через плечо, сжимая и разжимая саднящий от удара кулак, — если хочешь повидаться с матерью прежде, чем она окончательно тебя забудет.

Поколение Гилбертов можно изучать в разрезе как наглядную градацию успешности человека в разных обстоятельствах: первым в ней окажется Алан, и под «первым» здесь имеется в виду самое дно пищевой цепочки; далее последует Эйвери, ни рыба ни мясо, который вроде бы и держится, но и звёзд с неба не хватает; а на самом верху — высокомерный хуй по имени Теодор, которому теперь плевать с медной колокольни на всё, что доставляет ему лишних проблем. Эйв оглядывается на их совместное прошлое и недоумевает, как так вышло, чтобы три брата настолько по-разному справлялись с жизненными препятствиями.

В тот же день Эйв бесцеремонно нажирается в ближайшем к мотелю баре, чувствуя себя необъяснимо свободным. Опрокидывая в себя рюмку за рюмкой, Эйв думает: наверное, так на него влияет дорога. Наверное, он чувствует себя запертым в этой паршивой деревне с её идиотскими загадками и приставучими мальчишками, и потому, стоит лишь вырваться за её пределы, с плеч будто спадает десятитонный камень, тянущий на дно. Мысли сами собой вдруг касаются темы исчезновения Сидни, и у детектива уходит всего десять минут на сомнения перед тем, как решиться на отчаянный шаг.

Перед глазами слегка двоится, и палец не с первой попытки попадает в название контакта. Однако гудки идут, и вскоре на том конце провода слышится знакомый голос:

— Алло.

Они виделись ровно столько раз, чтобы можно было уверенно назвать их отношения приятельскими. Сидни предпочитала оставлять дела семейные за пределами участка, но нельзя ведь проработать с одними и теми же людьми столько лет и сохранить панцирь нетронутым. Тем более, что Бренде, как и многим жителям столь тесного городка, пару раз требовалось оказать услугу, и не всегда полномочий Сидни хватало для того, чтобы справиться в одиночку. Эйв мог опасно приблизиться к черте закона и даже переступить её без когнитивного диссонанса внутри: достаточно было лишь иметь собственное чувство справедливости. В конце концов, если без постоянной сверки с учебником ты не в состоянии отличить белое от чёрного, зачем тебе жетон?..

— Алло, это Бренда, говорите.

— Да, привет. Это я. — После неловкой паузы он осторожно уточняет: — Эйв. Эйвери, пончики, ну?

— Эйв! Точно, привет! Извини, у меня голова до сих пор цифрами забита. Чем обязана?

— Да так, поболтать.

— Да ладно пиздеть, с каких пор мы болтаем?

— Ладно, раскусила. Есть одно дело. Можешь...

Он сглатывает, нервничая и не понимая, что делает. Руки сами собой нашаривают бирдекель и чей-то забытый на стойке карандаш.

— ...можешь позвать к телефону Сидни?

Повисает глухая пауза. Эйвери начинает дёргать коленом, стуча носком туфли о ножку стула и вызывая тем самым недовольство окружающих.

— Кого?

Блядь.

— Сидни. Сидни Уотсон. Пожалуйста, передай ей ёбаную трубку, дело срочное.

— Гилберт, я понятия не имею, о чём ты. У меня здесь никого нет.

Грифель вдруг ломается, оставляя на бумажной поверхности уродливую черту. Эйв в сердцах отбрасывает сломанный карандаш в сторону и смыкает пальцы на собственной челюсти. Эмоции разрывают на части. Как на это нужно реагировать? Что должен чувствовать детектив, привыкший полагаться на опыт, логику и факты, когда человек, которого он знал кучу лет, просто растворяется из жизни? Страх, недоумение, равнодушие? Эйв хочет отстраниться. Он бы сейчас с удовольствием сам себя запер в изоляторе, чтобы абстрагироваться от мира и просто подумать.

Сидни познакомила его с Брендой. У них не было других общих знакомых — по крайней мере, на тот момент.

— Тебя, кстати, кто-то искал в участке. Я утром заходила, Чак передал, что звонил какой-то парень.

По субботам всегда дежурила Сидни.

— Зачем ты заходила?

— К Чаку, зачем ещё?

Эйв мается пару мгновений, а затем — прежде, чем в полной мере успевает осознать мысль — выпаливает:

— Ты помнишь, как мы познакомились?

— А? Эйв, у тебя всё нормально?

— Да. Приступ ностальгии. Ответь на вопрос.

— Кажется... по-моему, Чак потащил нас троих в поход. Я не помню. Там был кто-то ещё?

Эйв кладёт трубку и стаскивает себя со стула. Ноги плохо слушаются — это от выпитого или до сих пор отзывается последствиями та странная вылазка на зону? Он тащит себя в сторону уборных, чтобы ввалиться в тускло освещённое красными лампами помещение, упереться руками в надтреснутую раковину, поднять взгляд к зеркалу и ужаснуться.

На секунду — и это длилось всего секунду — Эйву кажется, что он видит в отражении кого-то другого. Он мотает головой, отшатывается, врезаясь спиной в запертую кабинку и слыша оттуда гневный возглас, и ощупывает лицо. Щетина на месте, волосы на голове жёсткие и короткие — всё в порядке. Из зеркала на него смотрит несколько напуганный и окосевший Эйвери Гилберт, а вовсе не молодой мальчишка со знакомыми тёмными вихрами, ниспадающими на лицо.

Эйв несколько раз глубоко вздыхает и плещет в лицо холодной водой, слегка трезвея. Возможно, стоило бы поменьше пить и гулять по зловещим заброшенным территориям и побольше — спать и заниматься спортом. Утерев лицо рукавом, Эйв на всякий случай ещё раз смотрит на себя в зеркало и, рассеянно кивнув, возвращается за стойку. Затем достаёт из кармана бумажник, расплачивается за выпитое и недопитое, дожидается сдачи и перед самым уходом бросает мимолётный взгляд на бирдекель.

Тому факту, что он набросал на его обратной стороне весьма достоверный портрет бармена, сроду не умея рисовать, Эйв как-то не придаёт значения.

Подпись автора

Наутро было утро, а Эйвери был ещё жив — именно такие фаталистические настроения преследовали его на следующий день, пока он вливал в себя привычно крепкий кофе стакан за стаканом в надежде избавиться от головной боли. Жизнь сама собой разогналась до оптимального темпа по маршруту «дом — работа — дом», так что Эйв даже привык тратить как минимум первые двадцать минут каждого выходного на осознание, что сегодня можно отдыхать. В этот раз, правда, он к тому же не сразу осознал себя находящимся в другом городе, но знакомый тошнотворный узор на обоях мотеля быстро напомнил, что к чему.

Из Нэшвилла он сваливает без толики сожаления. Этот город нравился ему во времена академии, но времена меняются — и на смену хорошим чаще приходят плохие. Оставляя позади знак «Добро пожаловать», Гилберт прибавляет громкость радио, качая головой под музыку и предвкушая лёгкую солнечную дорогу. Пальцы вновь начинают отбивать на рычаге переключения передач знакомый ритм, и детектив расслабляется, уже представляя, как всего через пару часов завалится в бар, всегда безлюдный днём воскресенья, попросит Айка «удивить его чем-нибудь, и пусть это будет кисло» и, может быть, утратит контроль ровно настолько, чтобы отвратительно спеть что-нибудь в караоке.

Он усмехается этой мысли и резко разворачивается на развязке. Дорожный указатель гласит, что отсюда до пункта назначения Эйву придётся тащиться как минимум 250 миль, но он надеется разделаться с этим назойливым делом побыстрее и вернуться домой ещё до заката. Прекрасный план. Надёжный, блядь, как... Ну, да.

К адресу, указанному на копии одной из открыток, которые Джоанна соизволила предоставить полиции, детектив приезжает только после плотного обеда в первой попавшейся пекарне на углу. Не то чтобы он куда-то торопился, но — да, торопился, вообще-то. Нахрен отсюда. Идиотская затея. Какого чёрта он забыл здесь? Почему не занимается дальнобойными расследованиями в рабочее время? Формально у Гилберта были все права уехать посреди недели и даже попросить компенсацию сопутствующих расходов. Однако это, возможно, означало бы сотрудничество с местной полицией, а Эйву, честно говоря, надоело по сто раз мусолить одно и то же. Хватило и Арчера, доставшего его своими заявлениями. Такой объём информации плохо укладывался в голове, и Эйв не уверен, что смог бы всё это внятно пересказать лексингтонским коллегам.

Кроме того, он стал регулярно ловить себя на сочувствующих настроениях в отношении Арчера. Так что да: с этим нужно было заканчивать поскорее.

Глазам предстаёт обычный жилой комплекс по типу того, в котором Гилберт жил и сам. Хороший вариант, когда ты не притязателен и хочешь вложиться во что-нибудь другое. Эйв даже не собирался задерживаться в Роллинг Хиллс надолго, рассчитывая то ли вскоре свалить из города, то ли вернуться в пригород под материнское крыло. Ничего из этого не произошло, и так уж вышло, что Эйва вполне устроили шумные соседи и эпизодически протекающие трубы под раковиной. Зато на счету у него пылилась и постепенно пополнялась кругленькая сумма, которую он понятия не имел, на что потратит и потратит ли когда-нибудь вообще.

Он поднимается по лестнице, находит нужную дверь и уверенно стучится, впрочем, слабо представляя себе предстоящий диалог. Будучи не при исполнении, Эйв не имел права осматривать, досматривать, опрашивать, допрашивать и вообще доёбываться до мирных граждан. Стоило ли ему честно признаться, что он расследует глухое дело? А если эта девчонка не так глупа и невинна, как могло показаться по скромному описанию на открытке? Что, если Эйв её спугнёт? Уже спугнул?..

Ответа не следует. Эйв проворачивает ручку двери, и та на удивление поддаётся. Какая доверчивость, надо же.

Внутри оказывается темно, глухо, пусто и почти тоскливо. Прикрыв за собой дверь, Эйв осторожно продвигается внутрь, мельком заглядывая в ванную, затем на кухню, в спальню и наконец — в гостиную. В глаза бросается тонкий слой пыли на всех поверхностях. Очевидно, здесь уже продолжительное время никто не жил, но однозначно заходил — под определённым углом на столешнице виднелись следы чьих-то пальцев, словно бы случайно мазнувших по поверхности. Проверяя толком не сформировавшуюся в голове теорию, Гилберт открывает выключенный холодильник и ожидаемо обнаруживает его пустым.

Он задумчиво оглядывается. Что можно сказать о человеке по его жилищу? Какой портрет составить из нежно-персиковых стен, салатовых кресел и просевших под весом кубков полок? Детектив присматривается к каждой из сияющих медалей, висящих на специальных крючках, и пытается соединить профессионального игрока в бейсбол с образом «лёгкой, воздушной» Кэролайн, в которой Кевин, казалось, души не чаял. Столько наград — и ни одной фотографии с командой. Как ты выглядишь, Кэролайн? Сколько тебе лет? Какого цвета твои волосы? Что ты нашла в стареющем вдовце, работающем в сомнительной лаборатории в жопе мира?

За спиной раздаётся неясный шорох, и Гилберт резко оглядывается. Разумеется, здесь никого нет — он проверил все комнаты. Окна плотно закрыты, хотя почему-то не зашторены. Детектив открывает одно из них настежь, выглядывает без особой цели, рассматривает карниз и пожарную лестницу в паре метров от балкона. Глаз хочет зацепиться за что-нибудь подозрительное, но здесь всё было так... стерильно невинно. Наверное, после исчезновения Кевина его возлюбленная решила начать с чистого листа где-нибудь в другом месте, а эту квартиру выставила на продажу. Или уехала в отпуск. Имело смысл пойти на контакт с местной полицией: они могли знать больше. А между тем Гилберт начал чувствовать себя злостным взломщиком. Никого не напоминает?..

Совсем рядом, будто из-за прикрытой двери, раздаётся голос. Эйв оборачивается, как самый настоящий преступник, которого вот-вот поймают, и сердце, до сих пор спокойное, замирает — и, кажется, забывает отмереть.

— Какого...

Он таращится во все глаза на возникшего буквально из ниоткуда Арчера и невольно пятится назад, по привычке нащупывая рукоять пистолета. За ношение и, тем более, использование табельного оружия вне службы его по головке не погладят, но инстинкты буквально вопили о необходимости быть настороже. Эйв быстро находит глазами все двери — может, он оставил входную открытой? Может, этому парню реально больше заняться нечем, кроме как преследовать одного конкретно взятого копа? Эйв подозрительно смотрит на простенькую входную дверь с зеркалом и вдруг осознаёт, что уж больно знакомой она выглядит. И мебель — разве она была столь похожей на его собственную? Обивка казалась зелёной, а вовсе не чёрной. И это окно... Гилберт только что его открыл — так почему оно стало в три раза меньше?!

Никакая теория не объяснила бы сейчас Эйву, как он в мгновение ока оказался у себя дома и что именно, очень хотелось бы знать, здесь забыл Джо Арчер собственной персоной. Может быть, это сон? Эйв мог это проверить: он пытается вспомнить, когда выехал из Лексингтона обратно домой, пытается — и не может. А что, если и не было никакого Лексингтона и он всё ещё в Нэшвилле? Или вообще не выезжал из Ок-Риджа? Эйв не может вспомнить начало этого безумия — отлично. Логично. Клубнично, блядь. Значит, это и вправду сон, причём кошмарный, судя по присутствию в нём Арчера.

Опомнившись, детектив заводит руку с пистолетом за спину и прячет оружие обратно в кобуру, чтобы не пугать Джо, и без того явно находящегося на грани сердечного приступа. «В дикой среде животное боится тебя больше, чем ты его», — почему-то вспоминается Эйву. Если это сон, в котором — вот повезло! — он в кои-то веки выступает в роли водителя, а не пассажира, можно и поразвлечься немного.

— Так-так-так. Ну дела.

Он коротко смеётся и обходит растерянного Джо по приличному радиусу, внутренне всё ещё напряжённо размышляя на тему симулякров и симуляций. Во сне ведь, кажется, невозможно что-либо прочитать? Гилберт подходит к своему книжному шкафу, набитому самой разнообразной литературой. Нет, ему не стыдно поставить в один ряд «Нэнси Дрю», каталог спортивной одежды и пособие по радиоэлектронике.

— Классные… классные награды. Твои?

Какие ещё, нахрен, награды?

Моргнув, Эйв обнаруживает себя лицом к практически пустой стене, лишь завешенной какой-то безвкусной композицией из маленьких и больших картин, и поворачивается лицом к Джо. Тот всё ещё сидел у подножия кресла; голова его была повёрнута в сторону бейсбольных регалий.

Детектив ведёт плечом и несколько долгих секунд собирает мозги в кучу. В голове коротит. Может, тут испарения какие-то ядовитые? Или угарный газ? Жилище заброшенное, мало ли, какие сюрпризы оно может преподнести незваным гостям.

— Мои, мои, — отвечает детектив, даже не задумываясь о вопросе, и медленно садится на корточки перед Джо. — Ты нахрена за мной попёрся? Откуда ты вообще узнал, куда я поеду? Опять доебался до дежурных в участке?

Он смотрит сначала на свои руки, выглядящие совершенно нормальными и осязаемыми, затем — на Арчера, в котором странным образом сочетались страх и насмешка. Парень явно нервничал, и Эйв не мог понять, на что он рассчитывал, вот так бесшумно преследуя его вплоть до самой квартиры Кэролайн. Повезло ещё, что Эйв ему не навалял. Мог бы и в зубы дать — чисто машинально. И причём здесь были эти глюки с домом? Вроде не пил же сегодня. Булочку ему, что ли, подсунули с лошадиной дозой мака?..

— А ну-ка покажи, что там у тебя. Медленно. Руки вперёд, блядь, я сказал.

Шутки кончились. Гилберту всё меньше нравилась эта стрёмная ситуация. Он протягивает ладонь, чтобы ухватиться за локоть Джо, и на мгновение чувствует, словно его собственного предплечья касается что-то тёплое. Сбитый с толку мозг не заостряет на этом внимание.

Подпись автора

— Это я прицепился?!

Эйв давится словами, зависает и в какой-то момент просто захлопывает рот. Вот тут-то у него и возникает непреодолимое чувство дежавю. Не то, которое проходит спустя несколько секунд, стоит только барахлящей извилине встать обратно в рабочее положение, а серьёзное такое ощущение, что они с Арчером уже миллион раз проходили через это. Если не в этой, то — обязательно — в прошлой жизни. Или в параллельных вселенных. Есть в этом парне что-то такое... извечное. Как аллегория преступления. Правда, в этом случае сам Гилберт должен представлять институт права, а с этим у него начались проблемы уже как минимум тогда, когда он пересёк границу Кентукки, а не поехал дальше греть бока на диванчике, наслаждаясь своим законным выходным.

И это если не считать все эти мутные договорённости (читай — взятки) в Нэшвилле.

Арчер продолжает расхаживать по тошнотворно персиковой квартире так, словно его ничего не смущает. Эйв напряжённо рассматривает его с головы до ног, ещё толком не зная, за что пытается зацепиться. Если этот пацан и впрямь проделал такой путь, преследуя Эйва вплоть до самого Лексингтона, у него ведь должен быть рюкзак? Ах да, разумеется: его вещички, включая рюкзак, прибрал к рукам сам Гилберт, пожалев об этом буквально на следующей день. Кстати, это объяснило бы «визит» Джо в квартиру Эйва, если бы сам Эйв допустил мысль, что: а) сходит с ума, б) испытывает провалы в памяти и в) всё вместе. И чем дальше, тем менее здравомыслящим человеком он себя ощущает.

Быстро вспотевшие от волнения ладони всё ещё крепко сжимают пистолет за спиной. Пора перестать отрицать, что вокруг регулярно стали происходить сложно объяснимые вещи. Эйву это не нравилось. Ему вообще не нравилось почти ничего, что касалось Джо, а что нравилось — о том ни Джо знать не полагалось, ни сам Эйв не очень-то и хотел думать. Особенно в таких, блядь, неуместных ситуациях.

Он мысленно отвешивает себе подзатыльник, отвлекаясь на телефон, чтобы проверить дисплей и убедиться в адекватном восприятии времени — и мгновенно оборачивается обратно к Арчеру, чуть не вывернув шею:

— А ну повтори.

Затем убирает телефон в карман и не успевает сгрести пацана за грудки, прежде чем тот сам хватает его за руку. Плохо оформленная мысль, похожая на смутную догадку, ускользает от детектива в тот момент, когда Джо начинает щипаться. Эйв вырывает руку и шипит, растирая покрасневшую кожу.

— Твою мать, Джо, — выплёвывает он, с подозрением глядя на Арчера. Глаза у того были каждый — с четвертак. — Я с тобой не сплю и не собираюсь, если ты вдруг питаешь какие-либо надежды на этот счёт, — он насильно стирает с лица идиотскую ухмылку; о чём ты, на хрен, думаешь, детектив? — и я не знаю, что за фокус ты пытаешься сейчас со мной провернуть — подмешал что-то в кофе или ёбнул по голове, — но затея твоя заведомо дурацкая, и я могу квалифицировать, — слово, блядь, недели, — это как нападение на полицейского, так что...

Он вдруг снова ловит за хвост промелькнувшую мысль и осекается на полуслове:

— Подожди-ка. Скажи мне вот что.

Подойдя ближе, Эйв сгребает Арчера за ворот футболки, ненароком царапнув по обнажённой коже, и притягивает к себе. Так, чтобы нос к носу, глаза — на уровне глаз. Чтобы не вздумал солгать или разыграть.

— Уотсон. Ты сказал, что говорил с ней по телефону. Сказал? — Он кивает самому себе. — Сказал.

Не видя ни тени отрицания или глупой шутки в лице напротив, Гилберт отталкивает Арчера от себя и отстраняется так же резко, как и подошёл. Впрочем, далеко он не отходит; порывшись в кармане джинс, он извлекает на свет листок бумаги, лишь чудом сохранившийся после двух экстремальных испытаний водой, затем неаккуратно разворачивает и, бросив беглый взгляд на чужую подпись, суёт под нос Джо.

— Уотсон приняла твоё заявление. Она здесь расписалась. Я это видел. Но в прошлый раз мы, — и он уже ненавидит это «мы», — увидели здесь имя и подпись Горски. Что ты видишь сейчас?

Если его сумасшедшая догадка верна, то верно и одно из следующих утверждений: либо Эйвери сошёл с ума, либо весь мир. Люди не исчезают и не появляются вновь незаметно, будто ничего не было, и напечатанный однажды текст тоже сам собой меняться не умеет. Ну, или человечество совершило гигантский скачок в развитии технологии печати, пока Эйв отсыпался после пятничных увеселительных мероприятий.

— Она пропала без вести, и никто...

Совсем близко раздаётся шум, и Эйв не то что не успевает договорить — не успевает даже обернуться, как его хватают за плечи и берут в удушающий. Удобный приём, очень удачный, если жертва не сможет тебя заметить до последнего момента. Всего доля секунды уходит на то, чтобы осознать кричащее отсутствие Джо Арчера поблизости и решить подумать об этом позже. Затем Эйв соображает применить контрприём, и вот уже крепкая шея — абсолютно точно мужская, абсолютно точно слишком массивная для шеи Арчера — оказывается зажатой в локтевом захвате. Кожей ощущалась чужая жёсткая щетина и сбитое, влажное дыхание. Плотная кожаная куртка. Серьга в ухе. Татуировка на шее. Член клуба? Банды? Наёмник? Ждал его здесь?

Лишь краем глаза заметив движение в проёме спальни, Эйв красноречиво выражается, и за болью в спине приходит тишина.

Пиздец тебе, Джоанна Флетчер.

Подпись автора